Ихтиология

Альбом составлен летом 1984. Вышел в самиздате

Концертные записи - Михаил Мончадский, 1983 - 1984

БГ, В. Гаккель, А. Романов, М. Файнштейн

Самиздатская версия альбома не имела обложки

Между тем, кем я был,
И тем, кем я стал,
Лежит бесконечный путь;
Но я шел весь день,
И я устал,
И мне хотелось уснуть.
И она не спросила, кто я такой,
И с чем я стучался к ней;
Она сказала: "Возьми с собой
Ключи от моих дверей."

Между тем, кем я стал,
И тем, кем я был,
Семь часов до утра.
Я ушел до рассвета, и я забыл,
Чье лицо я носил вчера.
И она не спросила, куда я ушел,
Северней или южней;
Она сказала: "Возьми с собой
Ключи от моих дверей."

Я трубил в эти дни в жестяную трубу,
Я играл с терновым венцом,
И мои восемь струн казались мне
То воздухом, то свинцом.
И десяткам друзей
Хотелось сварить
Суп из моих зверей;
Она сказала: "Возьми с собой
Ключи от моих дверей."

И когда я решил, что некому петь,
Я стал молчать и охрип.
И когда я решил, что нет людей
Между свиней и рыб;
И когда я решил, что остался один
Мой джокер средь их козырей,
Она сказала: "Возьми с собой
Ключи от моих дверей."

Какая рыба в океане плавает быстрее всех?
Какая рыба в океане плавает быстрее всех?
Я хочу знать, я хочу знать, я всегда хотел знать,
Какая рыба в океане плавает быстрее всех.

Я долго был занят чужими делами,
Я пел за ненакрытым столом.
Но кто сказал вам, что я пел с вами,
Что мы пели одно об одном?
Вы видели шаги по ступеням, но
Кто сказал вам, что я шел наверх?
Я просто ставил опыты о том, какая
Рыба быстрее всех.

Я не хочу говорить вам "нет",
Но поймете ли вы мое "да"?
Двери открыты, ограда тю-тю,
Но войдете ли вы сюда?
Я спросил у соседа: "Почему ты так глуп?",
Он принял мои слезы за смех.
Он ни разу не раздумывал о том, какая
Рыба быстрее всех.

Вавилон - город как город,
Печалиться об этом не след.
Если ты идешь, то мы идем в одну сторону,
Другой стороны просто нет.
Ты выбежал на угол купить вина,
Ты вернулся, но вместо дома - стена.
Зайди ко мне, и мы подумаем вместе
О рыбе, что быстрее всех.

Какая рыба в океане плавает быстрее всех?
Какая рыба в океане плавает быстрее всех?
Я хочу знать, я хочу знать, я всегда хотел знать,
Какая рыба в океане плавает быстрее всех.

Они шли так долго,
Что уже не знали, куда;
И в его ладонях был лед,
А в ее ладонях - вода;
И если бы он не смеялся,
Она бы решила, что он немой,
Но он сказал ей: "Как будет славно,
Когда мы вернемся домой".

Сестра моя, ты альтруист,
Ты не щадишь свечей.
И ты хочешь узнать мой язык,
Но он мой и больше ничей.
А нам уже нужно так мало слов,
И зима почти за спиной.
И знаешь, сестра, как будет славно,
Когда мы вернемся домой!

Я летел на серебряных крыльях,
О, я был большой эстет!
И с той стороны стекла
Я искал то, чего с этой нет.
И тело мое просило любви
И стало моей тюрьмой.
Все остается точно так же,
Но только я знаю, что я
Возвращаюсь домой.

Дитя рассвета,
Не знавшее света дня,
Смотри, это ветер,
Он чем-то похож на меня.

Ветер проходит мимо,
Коснувшись дыханьем век,
Оставив тебе любимых,
Оставив себе свой бег.

Здесь слишком много сквозняка,
Но слишком сильный дух,
Здесь много старых женщин,
Они все читают вслух.
Ко мне подходят люди
С намереньем разбить мне нос.
А ты удивлена, отчего я не живу здесь,
Милая, ты знаешь,
Мне кажется, это странный вопрос.

В табачном производстве
Все борются за власть
Или гонят самогон
Из того, что нет смысла красть.
А начальник цеха не был здесь год,
Он на это забил.
А ты удивлена, отчего я не курю,
Милая, ты знаешь,
Может быть я идиот, но я не дебил.

Один твой друг
Ест ложкой гудрон,
А другой стреляет всех,
Кто знает больше, чем он.
Ко мне подходит некто с автоматом и говорит:
"А бежишь ли ты кросс?"
А ты удивлена, отчего я здесь проездом,
Милая, ты знаешь,
Мне кажется, это ты не всерьез.

Ты пришла ко мне утром,
Ты села на кровать,
Ты спросила, есть ли у меня
Разрешенье дышать,
И действителен ли мой пропуск,
Чтобы выйти в кино?
Теперь ты говоришь: "Ну куда же ты отсюда?"
Ты знаешь, главное - прочь, а там все равно.

Все кончилось так: он долго смотрел в окно,
Потом подошел к стене и надел пальто
И вышел туда, где снег и ночь,
И сел в трамвай - уехать прочь,
Туда, где есть
Десять прекрасных дам.

Хозяйка, зевнув, ему подала ладонь,
Сказала: "Еще когда-нибудь зайдите на наш огонь".
А гости сидели за столом
И чинно сосали чай с дерьмом,
И пили за здоровье прекрасных дам.

И он вышел прочь, куда, он не знал и сам.
Набрав семь цифр, он мерз, подпевая гудкам.
Но трубок никто не поднимал,
Он был один, и мир был мал,
Но все же скрыл
Десять прекрасных дам.

А дома его ждал застоявшийся дым,
И десять листов, верных его стихам.
И верь не верь, но десять прекраснейших дам
Ждали звонка в свою дверь, его звонка;
Десять прекрасных дам.

Я кончил писать, и тоже встал у окна,
Туда, где видна стена и еще раз стена.
И долго стоял, и синий дым
Ел мне глаза, но я был с ним
И пил до дна здоровье десяти прекрасных,
Десяти прекрасных дам.

Твои самолеты - им никогда не взлететь;
Твои горизонты чисты, твои берега не знают прибоя.
На улицах много людей, но тебе не сказали, что это такое,
Ты бросаешь им золото, тебе не сказали, что это медь;
Из тех, кто был здесь сначала, с тобой остаются лишь трое,
Но, королева, кто позволит им петь?

Твои глаза - никто не помнит их цвет,
Лишь в клетках поют соловьи неизвестной ученым природы.
Все двери закрыты на ключ, с сумерек и до восхода;
Лишь рыбаки не боятся смотреть тебе вслед.
Тебя обманули, им не позволяют смотреть на воду;
Но, королева, кто погасит их свет?

А в гавани паруса из цветных камней,
И матросы в монашеских рясах пьют здоровье жены капитана,
Но в полночь расходятся в кельи, они снимаются с якоря рано,
Им нужно плыть вокруг света, туда, где в полдень темней,
Чем ночью. Их корабль разобрала на части охрана,
Но они уплывут, королева, есть вещи сильней.

А ночью время идет назад,
И день, наступающий завтра, две тысячи лет как прожит;
Но белый всадник смеется, его ничто не тревожит,
И белый корабль с лебедиными крыльями уже поднял паруса;
Часовые весны с каждым годом становяться строже,
Но, королева, сигналом будет твой взгляд.

Королева, мы слыхали, что движется лед;
Но, когда поднимаются реки, это даже не стоит ответа;
Ладони полны янтарем, он будет гореть до рассвета,
И песнь яблоневых ветвей - ее никто не поет,
Но это недолго, и наша звезда никогда не меняла цвета;
Но, королева, тише: ты слышишь, падает снег;
Да, королева, это все-таки Новый Год!

Сын человеческий, где ты?
Скажи мне еще один раз,
Скажи мне прямо, кто мы теперь?
Скажи мне истинно, где мы сейчас?
Ведь я думал, все будет честно,
Шелковый шарф на шлем,
Но это битва при закрытых дверях,
Борьба жизни с черт знает чем,
И кто-то считает, что это подвох,
И кто-то кричит, что провал.
И каждое слово - признак того, что мы
В комнате, лишенной зеркал.

Сегодня мне снился ангел,
Похожий на Брюса Ли.
Он нес мне жидкость для прочистки мозгов,
Стакан портвейна для хозяев земли.
Но я был мудр и светел,
Я взялся за дело всерьез;
И я умер, выбирая ответ,
Хотя никто не задавал мне вопрос.
А друг мой Ленский у пивного ларька
Сокрушался, что литр так мал;
А очередь хором читала стихи
О комнате, лишенной зеркал.

Нас всех учили с любовью
Смотреть не вверх, а вперед;
Но любовь стреляет из обоих стволов,
Как только ты выйдешь на взлет.
А что, в самом деле, увлечься
Одной из тех благородных девиц,
Что воткнут тебе под ребра перо,
Чтобы нагляднее было думать про птиц;
Но будь я тобой, я б отправил их всех
На съемки сцены про первый бал,
А сам бы смеялся с той стороны стекла
Комнаты, лишенной зеркал.

У черных есть чувство ритма,
У белых - чувство вины,
Но есть третьи, без особых примет,
Что смотрят на женщин только ниже спины.
Но я не был сосчитан,
Я видел это со стороны;
Мне как-то странно служить любовником муз,
Стерилизованных в процессе войны,
Где выжил тот, кто был заранее мертв,
А выиграл тот, кто не встал;
И только герои снимают рашпилем грим
Комнаты, лишенной зеркал.

И вот два достойных занятья
Для тех, кто выше нуля:
Торговля открытками с видом на плешь
Или дикий крик: "Право руля!";
И значит я списан, как мертвый,
И мне положен конец,
Но я благодарен всем, стрелявшим в меня:
Теперь я знаю, что такое свинец;
И кто-то смеется, как серебряный зверь,
Глядя в наполненный зал;
А я просто здесь, я праздную радостный сон
О комнате, лишенной зеркал.

На кладбище грязь, полшестого,
Мать-земля сегодня сыра,
И в ней стоят хорошие парни,
Хотя, должно быть, пьяны с утра.
Но как не пить при такой работе,
И я храню для них водку в пальто;
И мне хотелось бы петь об этом,
Но этот текст не залитует никто.

Иван спешит на работу,
Он спешит на работу, не торопясь,
Похоже, что ему все равно,
Успеет ли он к девяти часам.
Осенний парк, опавшие листья -
Такая прекрасная грязь!
Он был инженером, теперь он сторож,
Он выбрал себе это сам.
И его Беломор горит на лету,
И это новая жизнь на новом посту.

Когда я смотрю в окошко,
Я вижу, как кто-то идет по крыше,
Может быть, это собака (кошка),
А может быть, это крот.
Я вижу не слишком ясно,
Мешает крутой наклон той крыши,
Может быть, это букашка,
А может быть, это слон.

Над ними чистое небо,
Под ними хрупкий карниз,
И я не знаю, как сделать, чтобы
Помочь им спуститься вниз.
И я сижу у окна и смотрю в пустоту,
И это новая жизнь на новом посту.

Зеленая лампа и грязный стол,
И правила над столом.
Сторож Сергеев глядит в стакан
И думает о былом.
Но вот приходят к нему друзья,
Прервав его мыслей ход.
И быстро вливают портвейна литр
Сторожу прямо в рот.

Друзья пришли к нему неспроста,
Пройдя не одну версту.
Они желают видеть его
На боевом посту.
И сторож Сергеев, презрев свой долг,
Ловит беседы нить
И ставит стулья друзьям своим,
Поскольку им негде пить.

И он говорит с ними до утра,
Забыв обойти свой двор.
Он пьет, не глядя совсем на дверь,
Куда мог забраться вор.
Но ночь проходит, приходит день,
Как в мире заведено,
И сторож Сергеев упал под стол,
Допив до конца вино.

Зеленая лампа горит чуть-чуть,
И сменщик уж час как здесь.
А сторож Сергеев едва встает,
Синий с похмелья весь.
И он, трясясь, выходит за дверь,
Не зная еще куда,
Желает пива и лечь поспать
Скромный герой труда.

Крылья сломались, когда еще воздух был пуст.
Кто мог сказать ему, что за плечами лишь груз?
Кто мог что-то сказать ему? Мы знали, что он впереди.
Я шепнул ему вслед: "Лети, мой ангел, лети!"

Мальчик, похожий на мага, слепой, как стрела,
Девственность неба разрушивший взмахом крыла;
Когда все мосты обратились в прах, и пепел покрыл пути,
Я сказал ему вслед: "Лети, мой ангел, лети!"

Я знаю, во всем, что было со мной, Бог на моей стороне,
И все упреки в том, что я глух, относятся не ко мне.
Ведь я слышу вокруг миллион голосов.
Но один - как птица в горсти;
И я сжимаю кулак: " Лети, мой ангел, лети!"

Некоторым людям свойственно петь,
Отдельным из них - в ущерб себе.
Я думал, что нужно быть привычным к любви,
Но пришлось привыкнуть к прицельной стрельбе.
Я стану красивой мишенью ради тебя,
Закрой глаза, ты будешь видеть меня, как сны;
Что с того, что я пел то, что я знал?
Я начинаю движение в сторону весны.

Я буду учиться не оставлять следов,
Учиться мерить то, что рядом со мной:
Землю - наощупь, хлеб и вино - на вкус,
Губы - губами, небо - своей звездой.
Я больше не верю в то, что есть что-то еще;
Глаза с той стороны прицела ясны.
Все назад! Я делаю первый шаг,
Я начинаю движение в сторону весны.

Некоторым людям свойственно пить,
Но раз начав, нужно допить до дна.
И некоторым людям нужен герой,
И если я стану им, это моя вина.
Прости мне все, что я сделал не так,
Мои пустые слова, мои предвестья войны.
Господи, храни мою душу!
Я начинаю движение в сторону весны.