Кострома Mon Amour

На чем ты медитируешь, подруга светлых дней?
Какую мантру дашь душе измученной моей?
Горят кресты горячие на куполах церквей,
И с ними мы в согласии, внедряя в жизнь У Вэй.

Сай Рам, отец наш батюшка, Кармапа - свет души.
Ой, ламы линии Кагью, до чего ж вы хороши!
Я сяду в лотос поутру посереди Кремля,
И вздрогнет просветленная сырая мать-земля.

На что мне жемчуг с золотом, на что мне art nouveau;
Мне кроме просветления не нужно ничего.
Мандала с махамудрою мне светят свысока,
Ой, Волга, Волга-матушка, буддийская река!

Пой, пой, лира,
Пой о том, как полмира
Мне она подарила, а потом прогнала;
Пой, пой, лира,
О том, как на улице Мира
В меня попала мортира, а потом умерла.

Пой, пой, лира,
О глупостях древнего мира,
О бешеном члене сатира и тщете его ремесла;
Пой, пой, лира,
О возгласах "майна" и "вира",
О парусных волнах эфира и скрипе сухого весла.

Говорят, трижды три - двенадцать;
Я не верю про это, но все ж
Я с мечтой не хочу расставаться,
Пусть моя экзистенция - ложь;
Там вдали - ипподром Нагасаки,
Где бессмысленно блеет коза;
Все на свете - загадка и враки,
А над нами бушует гроза.

Пой, пой, лира,
О тайнах тройного кефира,
О бездуховности клира и первой любови козла;
Пой, пой, лира,
О том, как с вершины Памира
Она принесла мне кумира, а меня унесла.

Пой, пой, пой...
Пой и подохни, лира!

Вперед, вперед, плешивые стада,
Дети полка и внуки саркофага.
Сплотимся гордо вкруг родного флага,
И пусть кипит утекшая вода.

Застыл чугун над буйной головой,
Упал в бурьян корабль без капитана.
Ну, что ж ты спишь, проснись, проснись, охрана,
А то мне в душу влезет половой.

Сошел на нет всегда бухой отряд
И, как на грех, разведка перемерла,
Покрылись мхом штыки, болты и сверла,
А в небе бабы голые летят.

На их грудях блестит французский крем,
Они снуют с бесстыдством крокодила.
Гори, гори, мое паникадило,
А то они склюют меня совсем.

Восемь тысяч двести верст пустоты,
А все равно нам с тобой негде ночевать.
Был бы я весел, если бы не ты,
Если бы не ты, моя родина-мать.

Был бы я весел, да что теперь в том;
Просто здесь красный, где у всех голубой;
Серебром по ветру, по сердцу серпом,
И Сирином моя душа взлетит над тобой.

В железном дворце греха живет наш ласковый враг.
На нем копыта и хвост, и золотом вышит жилет.
А где-то в него влюблена дева пятнадцати лет,
Потому что с соседями скучно, а с ним, может быть, нет.

Ударим в малиновый звон, спасем всех дев от него, подлеца;
Посадим их всех под замок и к дверям приложим печать.
Но девы морально сильны и страсть как не любят скучать,
И сами построят дворец и найдут, как вызвать жильца.

По морю плывет пароход, из трубы березовый дым,
На мостике сам капитан, весь в белом, с медной трубой.
А снизу плывет морской змей и тащит его за собой,
Но, если про это не знать, можно долго быть молодым.

Если бы я был один, я бы всю жизнь искал, где ты;
Если бы нас было сто, мы бы пели за круглым столом.
А так неизвестный нам, но похожий
На ястреба с ясным крылом,
Глядит на себя и на нас из сияющей пустоты.

Так оставим мирские дела и все уедем в Тибет
Ходить из Непала в Сикким загадочной горной тропой.
А наш капитан приплывет к деве пятнадцати лет,
Они нарожают детей и станут сами собой.

Если бы я был один, я бы всю жизнь искал, где ты;
Если бы нас было сто, мы бы пели за круглым столом.
А так неизвестный нам, но похожий
На ястреба с ясным крылом,
Глядит на себя и на нас из сияющей пустоты.

Мне не нужно победы, не нужно венца;
Мне не нужно губ ведьмы, чтоб дойти до конца.
Мне б весеннюю сладость да жизнь без вранья.
Ох, Самара, сестра моя...

Как по райскому саду ходят злые стада;
Ох измена-засада, да святая вода...
Наотмашь по сердцу, светлым лебедем в кровь,
А на горке - Владимир,
А под горкой - Покров...

Бьется солнце о тучи над моей головой.
Я, наверно, везучий, раз до сих пор живой;
А над рекой кричит птица, ждет милого дружка -,
А здесь белые стены да седая тоска.

Что ж я пьян, как архангел с картонной трубой;
Как на черном, так чистый, как на белом - рябой;
А вверху летит летчик, беспристрастен и хмур...
Ох, Самара, сестра моя,
Кострома, мон амур...

Я бы жил себе трезво, я бы жил, не спеша,
Только хочет на волю живая душа;
Сарынью на кичку - разогнать эту смурь...
Ох, Самара, сестра моя,
Кострома, мон амур.

Мне не нужно награды, не нужно венца,
Только стыдно всем стадом прямо в царство Отца;
Мне б резную калитку, кружевной абажур...
Ох, Самара, сестра моя,
Кострома, мон амур...

Ты нужна мне. Ну что еще?
Ты нужна мне, это все, что мне отпущено знать.
Утро не разбудит меня, ночь не прикажет мне спать;
И разве я поверю в то, что это может кончиться вместе с сердцем?

Ты нужна мне - дождь пересохшей земле;
Ты нужна мне - утро накануне чудес.
Это вырезано в наших ладонях, это сказано в звездах небес;
Как это полагается с нами, без имени и без оправданья...

Но, если бы не ты, ночь была бы пустой темнотой;
Если бы не ты, этот прах оставался бы прах;
И когда наступающий день
Отразится в твоих вертикальных зрачках,
Тот, кто закроет мне глаза, прочтет в них все то же -

Ты нужна мне...
...Окружила меня стеной,
Протоптала во мне тропу через поле,
А над полем стоит звезда,
Звезда без причины...

Вот упала с неба звездочка, разбилась на поровну,
Половинкой быть холодно, да вместе не след;
Поначалу был ястребом, а потом стал вороном;
Сел на крыльцо светлое, да в доме никого нет.

Один улетел по ветру, другой уплыл по воду,
А третий пьет горькую, да все поет об одном:
Весело лететь ласточке над золотым проводом,
Восемь тысяч вольт под каждым крылом...

Одному дала с чистых глаз, другому из шалости,
А сама ждала третьего, да уж сколько лет...
Ведь если нужно мужика в дом, так вот он, пожалуйста;
Но ведь я тебя знаю, ты хочешь, чего здесь нет.

Так ты не плачь, моя милая;
Ты не плачь, красавица;
Нам с тобой ждать нечего, нам вышел указ.
Ведь мы ж из серебра-золота, что с нами станется,
Ну а вы, кто остались здесь, молитесь за нас.

Его звали Сувлехим Такац,
И он служил почтовой змеей.
Женщины несли свои тела, как ножи,
Когда он шел со службы домой;
И как-то ночью он устал глядеть вниз
И поднял глаза в небосвод;
И он сказал: "Я не знаю, что такое грехи,
Но мне душно здесь, пора вводить парусный флот!".

Они жили в полутемной избе,
В которой нечего было стеречь;
Они следили за развитием легенд,
Просто открывая дверь в печь;
И каждый раз, когда король бывал прав,
И ночь подходила к ним вброд,
Королева говорила: "Подбрось еще дров,
И я люблю тебя, и к нам идет парусный флот!".

Так сделай то, что хочется сделать,
Спой то, что хочется спеть.
Спой мне что-нибудь, что больше, чем слава,
И что-нибудь, что больше, чем смерть;
И может быть, тогда откроется дверь,
И звезды замедлят свой ход.
И мы встанем на пристани вместе,
Взявшись за руки, глядя на парусный флот.

В Ипатьевской слободе по улицам водят коня.
На улицах пьяный бардак,
На улицах полный привет.
А на нем узда изо льда,
На нем венец из огня;
Он мог бы спалить этот город,
Но города, в сущности, нет.

А когда-то он был другим,
Он был женщиной с узким лицом,
На нем был черный корсаж,
А в корсаже спрятан кинжал.
И когда вокруг лилась кровь,
К нему в окно пришел гость,
И когда этот гость был внутри,
Он тихо-спокойно сказал: