Архив. История Аквариума. Том III.

Она расскажет тебе свои сны
И этим лишит тебя сна.
Она расскажет тебе свои сны
И этим лишит тебя сна.
И она раскроет своим ключом
Клетки всех твоих спрятанных птиц,
Но не скажет их имена.

Ты знаешь много старых стихов,
Где есть понятия добро и зло,
И ты знаешь много новых стихов,
Где есть понятия добро и зло,
Но ты не бывал там, откуда она,
Никогда не бывал там, откуда она, -
Что ж, считай, что тебе повезло.

Она коснется рукой воды,
И ты скажешь, что это вино.
Она коснется рукой воды,
И ты скажешь, что это вино.
И ты будешь смотреть вслед ее парусам,
Ты будешь смотреть вслед ее парусам,
И ты будешь дуть вслед ее парусам,
Когда ты пойдешь на дно,
Когда ты пойдешь наконец на дно.

Что толку быть собой,
Не ведая стыда,
Когда пятнадцать баб
Резвятся у пруда;
Нагие поезда,
Пустые города,
Пришедшие, увы,
В упадок навсегда.

Что толку быть тобой,
Бесстыжая звезда,
Когда пятнадцать баб
Умчатся в никуда;
Чужая борода,
Горелая вода,
Пришедшая, увы,
В упадок навсегда.

Что толку быть в тебе,
Горелая вода,
Когда пятнадцать баб
Вернутся навсегда;
Чужая борода,
Жестокая орда,
Пришедшая, увы;
Пришедшая, увы.

Что толку просто быть,
Жестокая орда,
И бабы у пруда
Не ведают стыда;
Пустые поезда,
Нагие города,
Пришедшие, увы,
В упадок навсегда.

Среди миров, в мерцании светил
Одной звезды я повторяю имя
Не потому, что б я ее любил
А потому, что мне темно с другими

И если мне на сердце тяжело,
Я у нее одной ищу ответа
Не потому, что от нее светло
А потому, что с ней не надо света.

Я - трудовая пчела на белом снегу;
Трудовая пчела на белом снегу.
Я совершаю свои круги под стеклом;
Мы станем друзьями; я знаю, что будет потом.
Я знаю, что будет, и я ничего не могу.

Ты живешь здесь, твоя листва на ветру;
Я только гость здесь, я ценен тем, что уйду.
Мы рвемся к теплу, как дети в зимнем лесу;
Наши руки в огне, наши тела на весу;
Я скажу тебе "здравствуй", имея это в виду.

А в сотах ждет мед, трепещущий и живой.
В моих сотах ждет мед; ты знаешь его, он твой.
Так открой мои двери своим беззвучным ключом;
Мне сладко быть радостью; но мне страшно стать палачом.
Но одно идет вместе с другим, пока в сотах ждет мед.

Я - трудовая пчела на белом снегу;
Я - трудовая пчела на декабрьском белом снегу.
Я совершаю свои круги под стеклом;
Мы станем друзьями; я знаю, что будет потом.
Я знаю, что будет, но я ничего не могу.

Грустит сапог под желтым небом,
Но впереди его печаль.
Зеленых конвергенций жаль,
Как жаль червей, помятых хлебом.

С морского дна кричит охотник
О безвозвратности воды.
Камней унылые гряды
Давно срубил жестокий плотник.

Выстрел. Я проснулся в начале шестого;
Я наблюдал охоту на единорогов.
Но я оставался при этом спокойным,
Я много читал о повадках этих животных.
Никто не сможет поставить их в упряжь,
Никто не сможет смирить их пулей,
Их копыта не оставляют следа,
Они глядят вслед движущейся звезде.

Мне тридцать три, я принял достаточно ядов,
И мое поле битвы редко стояло без дела;
Теперь мимо движутся юноши в радужных перьях,
Но я никогда не слышал, о чем поют трубы.
Никто не сможет быть вечно слабым,
Никто не сможет сберечь от паденья;
Я оставляю себе право молча смотреть
На тех, кто идет вслед движущейся звезде.

Так спасибо, Мастер, - ворота отныне открыты;
Я не смогу поднять руки для удара.
Но возьми меня в пламя и выжги пустую породу,
И оставь серебро для того, чтобы ночь стала чистой.
И сегодня ночью мой город лежит прозрачный,
Еще не соединенный мостами;
И в пригоршне снега, еще не заметно для глаз,
Мерцает отблеск движущейся звезды.

Боже, помилуй полярников с их бесконечным днем,
С их портретами партии, которые греют их дом;
С их оранжевой краской и планом на год вперед,
С их билетами в рай на корабль, уходящий под лед.

Боже, помилуй полярников, тех, кто остался цел,
Когда охрана вдоль берега, скучая, глядит в прицел.
Никто не знает, зачем они здесь, и никто не помнит их лиц,
Но во имя их женщины варят сталь, и дети падают ниц.

Как им дремлется, Господи, когда ты даришь им сны?
С их предчувствием голода и страхом гражданской войны,
С их техническим спиртом и вопросами к небесам,
На которые ты отвечаешь им, не зная об этом сам.

Так помилуй их, словно страждущих, чьи закрома полны,
Помилуй их, как влюбленных, боящихся света луны;
И когда ты помилуешь их и воздашь за любовь и честь,
Удвой им выдачу спирта и оставь их, как они есть.
 

Джульетта оказалась пиратом,
Ромео был морской змеей.
Их чувства были чисты,
А после наступил зной.
Ромео читал ей Шекспира,
Матросы плакали вслух.
Капитан попытался вмешаться,
Но его смыло за борт волной;
Не стой на пути у высоких чувств,
А если ты встал - отойди,
Это сказано в классике,
Сказано в календарях,
Об этом знает любая собака:
Не плюй против ветра, не стой на пути.

Прошлой ночью на площади
Инквизиторы кого-то жгли.
Пары танцевали при свете костра,
А потом чей-то голос скомандовал: "Пли!"
Типичное начало новой эры
Торжества прогрессивных идей.
Мы могли бы войти в историю;
Мы туда не пошли.
Не стой на пути у высоких чувств,
А если ты встал - отойди.
Это сказано в классике,
Сказано в календарях.
Об этом знает любая собака:
Не плюй против ветра, не стой на пути.

Потом они поженились
И все, что это повлекло за собой,
Матросы ликовали неделю,
А после увлеклись травой.
Иван Сусанин был первым,
Кто заметил, куда лежит курс:
Он вышел на берег, встал к лесу передом,
А к нам спиной, и спел:
"Не стой на пути у высоких чувств,
А если ты встал - отойди.
Это сказано в классике,
Это сказано в календарях.
Об этом знает любая собака:
Не плюй против ветра, не стой на пути".
И лес расступился, и все дети пели:
"Не стой на пути у высоких чувств!"

В моей альтернативе есть логический блок,
Спасающий меня от ненужных ходов;
Некий переносной five o'clock,
Моя уверенность в том, что я не готов.
И когда я был начеку,
Сигнал был подан, и выстрел был дан.
И меня спасло только то,
Что я в тот момент был
Слегка пьян.

В моей альтернативе ни покрышки, ни дна;
Я правда стою, но непонятно, на чем.
Все уже забыли, в чем наша вина,
А я до сих пор уверен, что мы ни при чем.
И нелепо делать вид, что я стою у руля,
Когда вокруг столько кармы - и инь и янь;
И в самом деле, пусть все течет, как течет,
Ну а я слегка пьян.

Мой друг-критик сказал мне на днях,
Что мой словарный запас иссяк.
Но что же, я попытаюсь сказать
О том же самом в несколько более сложных словах:

Я очень люблю тех, кто рядом со мной,
Но моя синхронность равна нулю.
Я радуюсь жизни, как идиот,
Все идут на работу, а я просто стою.
И что мне с того, что я не вписан в их план,
И что мне с того, что я не растаман?
Вы заняты ссорами между собой,
Ну а я слегка пьян.

Когда мы будем знать то, что мы должны знать,
Когда мы будем верить только в то, во что не верить нельзя,
Мы станем интерконтинентальны,
Наши телефоны будут наши друзья.
Все правильно - вот наш долг,
Наш путь к золотой синеве.
Но когда все уйдут, Господи, оставь мне
Серые камни на зеленой траве.

Когда буря загоняла нас в дом,
Ветер нес тех - тех, кто не для наших глаз.
Когда небо над твоей головой,
Легко ли ты скажешь, кто убил тебя, и кто тебя спас?
Наука на твоем лице,
Вертолеты в твоей голове;
Но выйдя за порог, остерегайся наступать
На серые камни в зеленой траве.

Ты знаешь, о чем я пел,
Разжигая огонь;
Ты знаешь, о чем я пел:
Белые лебеди движутся в сторону земли...

Мы вышли на развилку, нам некуда вперед;
Идти назад нам не позволит наша честь.
Непонятно, что такие, как мы,
До сих пор делаем в таком отсталом месте, как здесь;
Когда вы сгинете в своих зеркалах,
Не поняв, что дорог есть две,
Я останусь горевать, пока не взойдет солнце
Над живыми камнями в зеленой траве.

Когда пройдет дождь, тот, что уймет нас,
Когда уйдет тень над моей землей,
Я проснусь здесь, пусть я проснусь здесь,
В долгой траве, рядом с тобой.

И пусть будет наш дом беспечальным,
Скрытым травой и густой листвой,
И узнав все, что было тайной,
Мы начнем ждать, когда пройдет боль.

Так пусть идет дождь, пусть горит снег,
Пускай поет смерть над моей землей,
Я хочу знать, просто хочу знать,
Будем ли мы тем, кто мы есть,
Когда пройдет боль.