Кунсткамера

Альбом выпущен 25 мая 1998 SoLyd Records

Антология, составленная из песен, написанных с конца 70-х по середину 90-х годов, но не вошедших в другие альбомы.

Альбом посвящается миру между всеми разумными существами.

1. Полтора метра над землей (инструментал) (А. Романов, Б. Гребенщиков)
БГ — акустик
А. Романов — акустика, бэк вок, флейта
П. Трощенков — барабан
С. Березовой — бас
С. Щураков — аккордеон
Запись —  в ДК Связи (1990)
Композиция, в комментариях обозначенная, как «Восемь и Трое Светлых» была написана и записана для фильма А. Учителя «(Испуганные) Митьки в Европе», в фильме она сопровождала автобусное путешествие.

2. Святой Герман
БГ — акустик, эл
А. Романов — акустика, бэк вок, флейта
П. Трощенков — барабан
С. Березовой — бас
С. Щураков — аккордеон
Запись —  в ДК Связи (1990)
Песня была написана на репетициях в ДК Связи на основе аккордеонного риффа, придуманного Сергеем Щураковым. При внимательном прослушивании слышны топоты и визги детского балетного кружка, пробегающего по коридору, гул грузовиков и другие атмосферные явления, свойственные записям в ДК Связи.

3. Пески Петербурга
А. Рацен — барабан
А. Титов — бас
А. П. Зубарев — эл. гитара
БГ — акустик
О. Сакмаров — клавиша
Запись — А. Мартисов в студии «Титаник» (1993)
Песня времён одноимённого альбома, не вошедшая в него по неизвестным причинам. Написана в конце 70-х.

4. Песня о несостоявшемся отъезде
БГ — гитары
? — гитары
? — percussion
Время и место записи неизвестно. Песня написана в 1979 году, когда вопрос отъезда был очень актуален.

5. Император пересекает плато, двигаясь поочерёдно в обоих направлениях. Его свита почтительно следует за ним (инструментал)
Дюша — пианино
С. Березовой — бас
? — валторна
БГ — эл. гитара, напильник, голоса
А. Решетин — скрипка
С. Щураков — аккордеон
Индеец — варган
Запись — Д. Липай в Доме Радио (1989)
Запись сделана для фильма С. Дебижева «Золотой Сон». Предполагалось, что музыку к этому фильму пишет Русско-Абиссинский Оркестр, но это произведение, очевидно, является плодом творчества Аквариума. Неизвестного валторниста для записи музыканты нашли в коридорах Дома Радио. Надо отметить, что это была первая студийная запись с только что появившимся в составе группы Сергеем Березовым.

6. Катя-Катерина
С. Щураков — аккордеон
О. Сакмаров — флейта
БГ — акустик
А. Суротдинов — скрипка
? — звоночки
Запись — Северный Индеец в Студии Красных Стен
С этой песни начался альбом «Навигатор», но запись была сделана значительно позже, в неотапливаемой студии на Пушкинской улице в Петербурге.

7. Менуэт земледельцу (Б. Гребенщиков — А. Гуницкий)
А. П. Зубарев — акустик
А. Суротдинов — скрипка
О. Сакмаров — флейты
В. Кудрявцев — контрабас
БГ — акустик
Ю. Николаев — барабан
Индеец — rainstick
Д. Зоркин — тромбон
Аранжировка и дополнительный музыкальный материал — А. П. Зубарев
Запись — А. Мартисов на студии «Добролёт» (1997)
Песня вошла в историю как первый, безнадёжно потерянный сингл Аквариума. В 1996 году по невыясненным причинам музыканты в студии на Пушкинской записали несколько demo очень старых песен. В частности, вспомнили и «Менуэт» (даже текст которого считался потерянным), придав ему новую, расширенно музыкальную редакцию. И зимой 96-97, дома у Олега Сакмарова музыканты собирались, пили чай и играли/писали «Менуэт». В процессе этого сложилась также концепция будущей «Магистрали» для альбома «Гиперборея».

8. Ей не нравится (То, что принимаю я)
А. Рацен — барабан
А. П. Зубарев — эл. гитара
А. Титов — бас
С. Щураков — аккордеон
БГ — акустик, тампура
О. Сакмаров — клавиша
Запись — А. Мартисов в студии «Титаник» (1993)
Пересведение и допись — Северный Индеец Студии Красных Стен
Песня времён «Песков Петербурга», крайне редко игравшаяся на концертах.

9. Благословение холмов
БГ, А. Романов, А. Титов — голоса
Запись — «Леннаучфильм» (1987)
Запись сделана для фильма А. Учителя «Рок».

10. Мальчик
БГ — гитара
С. Щураков — аккордеон
А. Суротдинов — скрипка
С. Березовой — бас
Запись — В. Егоров в ДК Связи (1990)
Песня была написана приблизительно в 1987 году, когда у группы не было студии для её записи. Была предпринята попытка записать её ночью в Рок-клубе, вместе с песнями «Капитан Воронин» и «Генерал Скобелев» (с фантастической импровизационной струнной группой Гаккель-Решетин-Воропаев и Титовым на бас-гитаре). Запись пропала бесследно.

11. Она моя драма
БГ — гитара
David A. Stewart — el guitar
Olle Romo — sinclavier, drums
Recorded at The Hit Factory & The Church, 1988
Одна из трёх песен, с которых в Нью-Йорке началась запись «Radio Silence». Через несколько месяцев она была закончена Лондоне, но было решено не включать её в альбом. Сохранившийся вариант песни был найден в шкафу у друга музыкантов в Нью-Йорке летом 1997.

12. Горный хрусталь
БГ — гитары
Chucho Merchan — keyboards, bass
Recorded by Chucho Merchan (1990)
Эта и следующие две песни — вместе с большинством песен на альбоме «Radio London» — были записаны как демо для продолжения «Radio Silence», в Лондоне на домашней студии басиста Eurythmics Чучо Мёрчана. Эти записи остались невостребованными. Гребенщиков вспомнил об их существовании только при подготовки антологии.

13. Как нам вернуться домой

14. Королевское утро

15. Я хотел петь
А. П. Зубарев — акустик
А. Титов — бас
О. Сакмаров — клавиши
А. Рацен — тарелки
БГ — акустик, гармоника
Запись — 1993 год
Песня была написана приблизительно в 1986 году и иногда пелась на домашних концертах. Записана к альбому «Пески Петербурга», но, так же, как и сами «Пески», в него странным образом не вошла.

Святой князь Герман
Сейчас румян, а ранее как мел;
Герман был сломан,
Но божьим промыслом опять цел.
И всякая божия тварь
Поет ему и радует взгляд;
Святой Герман.

Кто-то сказал: "Welcome",
А он ответил: "The pleasure is mine, please".
Герман был свинчен,
Посажен в бочку и взят далеко вниз.
А ветер смеялся с небес,
И хор из заоблачных сфер пел:
"Ах, сэр Герман".

Святой Герман пришел к Святому Петру,
Сели в сторожку и начали пить смесь,
Отсюда прямой путь в святцы,
Но все в порядке, Герман опять здесь.
Утешенье коням в пальто -
Причина всем диким цветам петь:
А наш Герман был там

Святой князь Герман
Сейчас румян, а ранее как мел
Хром, глух и сломан,
Но божьим промыслом опять цел.
И всякая божия тварь
Поет ему и радует взгляд;
Святой Герман.

Ты - животное лучше любых других,
Я лишь дождь на твоем пути.
Золотые драконы в лесах твоих,
От которых мне не уйти.
И отмеченный знаком твоих зрачков
Не сумеет замкнуть свой круг,
Но пески Петербурга заносят нас
И следы наших древних рук.

Ты могла бы быть луком, но кто стрелок,
Если каждый не лучше всех?
Здесь забыто искусство спускать курок
И ложиться лицом на снег.
И порою твой блеск нестерпим для глаз,
А порою ты - как зола;
И пески Петербурга заносят нас
Всех
По эту сторону стекла...

Ты спросила: "Кто?",
Я ответил: "Я",
Не сочтя еще это за честь.
Ты спросила: "Куда?"
Я сказал: "С тобой,
Если там хоть что-нибудь есть".
Ты спросила: "А если..?" - и я промолчал,
Уповая на чей-нибудь дом.
Ты сказала: "Я лгу", я сказал: "Пускай,
Тем приятнее будет вдвоем".

И когда был разорван занавес дня,
Наши кони пустились в пляс
На земле, на воде и среди огня,
Окончательно бросив нас.
Потому что твой блеск - как мои слова:
Не надежнее, чем вода.
Но спросили меня: "А жив ли ты?"
Я сказал: "Если с ней, то да".

Сегодня мне не хочется спать.
Стакан портвейна, пустая кровать.
Ах, как мне хочется, чтобы я был не здесь.
Порою мне кажется, что все это зря,
И мне жаль, что это затеял я,
И как мне хочется быть, чтоб я был не здесь.

Но если б я был не здесь,
Все было б точно также, как есть.
Все дело во мне самом,
И если б я был чуть тверже умом,
Я был бы в пути, но мне все равно,
Там я или я здесь.

Ложиться спать, наверное, смысла уж нет.
Похоже, скоро будет рассвет.
Закрой за мной свою дверь и выключи свет.

(А.Гуницкий)

Позвольте мне спеть менуэт земледельцу
Прославить осла у него во дворе
Он землю вскопал на заре в январе

В ночном колесе потемнели проклятья
Телега стоит на краю фонаря
Дыханье быка пролетает не зря

Ударил в набат воскресающий пахарь
Под тайной луной зеленеют поля
В подземной земле слышен гул соловья

Благословение холмов да будет с нами;
Благословение апрельской грозы
Да поможет нам расцвести вновь.
Нас учили жить, лишь бы не попасть под топор.
Новый день мы будем строить сами.

Им не нужен свой дом,
День здесь, а потом прочь.
Им достаточно быть вдвоем,
Вдвоем всю ночь.

Колесницы летят им вслед,
Только что для них наш хлеб?
Королевское утро всегда здесь,
Вот оно, разве ты слеп?

Им не нужно других книг,
Шелк рук и язык глаз.
Мы помолимся за них,
Пусть они - за нас.

Им не нужен свой дом...

Горят-шумят карденовские склады,
Гудят гудки, волнуется народ,
И лишь один бродяга беспризорный
В немой тоске невесть куда бредет.

У него два мильона медных денег,
У него двор в парче и жемчугах,
А он, подлец, любовь свою покинул
На диких чужеземных берегах.

Он был второй помощник капитана,
Она была, как юное вино.
Пропел гудок, и песня оборвалась,
И корабли давно ушли на дно.

Что мне теперь позор и состраданье?
Что мне теперь погибель и тюрьма?
Ох, моя кровь, ох, Катя-Катерина,
Разве ж я знал, что ты - моя жена?

Горят-шумят карденовские склады,
Гудят гудки, волнуется народ,
И лишь один бродяга беспризорный
В немой тоске невесть куда бредет.

Она не знает, как жить, ей слишком тяжело быть одной;
Она не помнит, как звучит ее имя, когда его произносит другой;
Она воет на Луну, как ребенок, распугивая стаи зверья,
Но ей не нравится то, что принимаю я.

Ее нежность бесценна, ее святость ведет поезда;
Ее любовь тает радугой в небе, в том месте, где должна быть звезда;
Ей нравится пожар Карфагена, нравится запах огня,
Но ей не нравится то, что принимаю я.

А ты волнуешься, зачем эти дети задумчиво глядят тебе вслед;
Они знают, что слепой станет принцем, если в доме не платят за свет.

А в монастырских садах за звуком колокола слышно свирель;
На черно-белой листве уже написано слово "Апрель".
Я знаю, где здесь газ и где тормоз, но не стану касаться руля,
Ведь ей не нравится то, что принимаю я.

В еще не открытой земле,
На которой пока лежит снег
Мимо горных ручьев, мимо стоячих камней,
Мимо голубых куполов, из которых бьет свет,
Мимо черных деревьев,
Трепещущих в ожиданьи весны,
Мимо магнитных полей, морочащих нас,
Мимо золотых мертвецов,
Пришедших узнав, что мы спим,
Мимо начинаний, вознесшихся мощно, но без имени,
Вот идет мальчик,
И он просто влюблен,
И что мне делать с ним?

Принцип женщины наблюдает за ним, полузакрыв глаза,
Принцип справедливости уже подвел ему счет.
И все знают, что он упадет,
И заключают ставки - где и когда,
И они правы, они правы, они, конечно, правы,
Но только это еще не все.
Мимо ледяных статуй с глазами тех, кто знал меня,
Мимо сокрушенного сердца, у которого больше нет сил,
Мимо объяснения причин и мимо отпущения грехов
Вот идет мальчик,
Он просто влюблен,
И что мне делать с ним?

Мимо непокорных и нежных,
Мимо этой и той стороны стекла,
Мимо митьков и друидов,
Мимо тех, кто может не пить.
У меня есть только один голос,
И я хочу спеть все, что я должен спеть.
Только одно сердце,
И оно не может отказаться,
Не умеет отказаться любить.
Не может, не хочет,
Не умеет отказаться любить.

Сквозь можжевеловый ветер,
Сквозь пламя, чище которого нет,
В хрустальных сумерках
Светом звезд и светом ветвей,
Задыхаясь от нежности
К этому небу и к этой земле.
И мой сын говорит: "Господи,
Приди и будь соловей!
Господи,
Приди и будь соловей!"

Так начнем все с радости

Она движется,
Ее движения, как архитектура.
Вспоминая об этом,
Нет, лучше не вспоминать об этом.
Что делать смертному с плотью,
Сплетенной из цветов и ветра.
Она всегда заставляет нас ждать себя
Так божественно долго.

Она - моя драма,
Что я могу сказать больше?
Она - моя драма.

Это - совершенный мир,
Это - дорога в другую страну.
Мы встретились с наукой дважды,
Я так и не понял, что делать с этим.
Теперь мы будем петь о любви,
Мы найдем ее на завтрашних картах,
И когда наступит финал,
Мы будем смеяться,
Мы не были слепы.

Я вхожу в комнату, я буду в ней ждать:
Здесь есть камни и прочие книги, понятные мне.
Снаружи кто-то слышит мой голос,
Но я пою ветру о солнце и солнцу о полной луне.

И то, что я знаю - это то, что я есть,
И северный ветер бьет мне в окно.
Я знаю, что я иду в темноте,
Но почему мне так светло, так светло?

Горный хрусталь будет мне знаком,
Невидимый для глаз, но тверже чем сталь.
Я сделал шаг с некоторым страхом,
Я должен был упасть. Меня спас
Горный хрусталь

Ветер с вершины будет нам снегом,
И несколько друзей из тех, что больше не спят.
Листья вершин сливаются с небом,
Но разве это ночь?
А если ночь, то где же в ней яд?
Я видел дождь, я видел снег,
Я видел все, что здесь есть.
Смерть, где твое жало?
Я вижу свет и, значит, Он здесь.

Взгляд влево был бы признаком страха,
Взгляд вправо был бы признаком сна.
И мы знали, что деревья молчат,
Но мы боялись, что взойдет Луна.

И не было грани между сердцем и Солнцем,
И не было сил отделять огонь от воды.
И мы знали, что для нас поет свет,
Но мы искали след Полынной звезды.

Я хотел бы, чтобы я умел верить,
Но как верить в такие бездарные дни
Нам, потерянным между сердцем и полночью,
Нам, брошенным там, где погасли огни?
Как нам вернуться домой,
Когда мы одни;
Как нам вернуться домой?

Я не знаю, при чем здесь законы войны,
Но я никогда не встречал настолько веселых времен.
При встрече с медвежьим капканом
Пойди объясни, что ты не медведь.
Господи, помилуй меня.
Все, что я хотел,
Все, что я хотел, - я хотел петь.

На паперти как-то странно с весельем,
В подвалах - могильный мрак.
Ты знаешь, когда все время стреляют,
Наверное, что-то не так.
Спасибо за этот подарок,
Но раньше он назывался плеть.
Господи, ты знаешь меня: все, что я хотел,
Все, что я хотел, - я хотел петь.

Ты знаешь сам, мне нужно немного:
Хотя бы увидеть весну,
И я не знаю, зачем мне привесили груз,
Который тянет ко дну.
Но я знаю, что, если загнать меня в угол,
Едва ли я буду там впредь.
Господи, ты знаешь меня: все, что я хотел,
Все, что я хотел, - я хотел петь