Пески Петербурга

Ты неизбежна, словно риф в реке,
Ты повергаешь всех во прах;
Вожжа небес в твоей руке,
Власть пустоты - в губах;
И раз увидевший тебя уж не поднимется с колен.
Ты утонченна, словно Пруст, и грациозна, как олень,
Но будет день, и ты забудешь, что значит "трах",
Я не хотел бы быть тобой в тот день.

Люблю смотреть, как ты вершишь свой суд
Верхом на цинковом ведре;
Твои враги бегут,
Ты Бонапарт в своем дворе;
Возможно, ты их просветишь, укажешь им, где ночь, где день,
Возможно, ты их пощадишь, когда казнить их будет лень,
Но будет день, и нищий с паперти протянет тебе пятак,
Я не хотел бы быть тобой в тот день.

Слепые снайперы поют твой гимн,
Пока ты спишь под их стволом.
Нечеловечески проста
Твоя звезда Шалом.
Твои орлы всегда зорки, пока едят с твоей руки,
Твои колодцы глубоки,
Карманы широки.
Но будет день, и дети спросят тебя:
"Что значит слово "дом"?
Я не хотел бы быть тобой в тот день.

Здесь темно, словно в шахте, но ушли все, кто мог что-то рыть;
И когда ты выходишь, ты видишь, что это не смыть.
И ты хотел бы быть вежливым, только оборвана нить,
Да и что тебе делать здесь, если здесь нечего пить.

И ты гложешь лекарства, как будто твердый коньяк,
И врачи, как один, утверждают, что это - голяк.
И директор твоей конторы, наверно, маньяк:
Он зовет в кабинет, а потом говорит тебе: "ляг".

Ты слыхал, что отсутствие ветра - хорошая весть.
И ты плывешь, как Ермак, но вокруг тебя ржавая жесть.
И ты как мальчик с пальцем, но дыр в той плотине не счесть;
Но отчего ты кричишь, когда мы зовем тебя есть?

И в бронетанковом вальсе, в прозрачной дымке берез,
И твой ангел-хранитель - он тоже не слишком тверез;
И вы плывете вдвоем, шалея от запаха роз,
Но никто не ответит, потому что не задан вопрос.

А что вино - полумера, так это ты вычислил сам,
И, поистершись в постелях, с осторожностью смотришь на дам.
И в суете, как священник, забывший с похмелья, где храм,
Ты бываешь то там, то здесь, но ты не здесь и не там.

И вот ты кидаешься в круг, хотя ты не веришь в их приз,
И ты смотришь в небо, но видишь нависший карниз.
И, считая время колодцем, ты падаешь вниз,
Но если там есть сцена, то что ты споешь им на бис?

(А. Гуницкий)

Зачем меня ты надинамил?
Неужли ты забыл о том,
Как мы с тобой в помойной яме
Одним делились косяком?

Зачем меня ты кинул круто,
Зачем порушил мой ништяк?
Теперь в пещере абсолюта
Не пашет мой постылый квак.

Зачем разбил двойную Заппу,
Какую, правда, не скажу;
Зачем украл мой шуз из драпа?
Его мне сдал месье Эржу.

Зачем ломы вонзил мне в спину
И крюк воткнул в мой рыжий ус?
Зачем залил мне в уши глину
И тем разрушил наш союз?

У Дядюшки Томпсона два крыла,
Но Дядюшка Томпсон не птица,
И ежели мы встретим его в пути,
Должно быть, придется напиться.

В руках у него огнедышащий змей,
А рядом пасутся коровы,
И ежели мы не умрем прямо вот сейчас,
То выпьем и будем здоровы.

И был день первый, и птицы взлетали из рук твоих,
И ветер пах грецким орехом,
Но не смел тронуть губ твоих,
И полдень длился почти что тринадцатый час;
И ты сказал слово, и мне показалось,
Что слово было живым;
И поодаль в тени
Она улыбалась как детям, глядя на нас.

И после тени домов ложились под ноги, узнав тебя,
И хозяйки домов зажигали свечи, зазвав тебя;
И, как иголку в компасе, тебя била дрожь от их глаз;
И они ложились под твой прицел,
Не зная, что видишь в них ты,
Но готовые ждать,
Чтобы почувствовать слово еще один раз.

Те, кто любят тебя, молчат, теперь ты стал лучше их,
И твои мертвецы ждут внизу,
Но едва ли ты впустишь их;
И жонглеры на площади считают каждый твой час;
Но никто из них не скажет тебе
Того, что ты хочешь знать:
Как сделать так,
Чтобы она улыбалась еще один раз?

Я вырос в дыму подкурки,
Мне стулом была игла.
На "птичках" играл я в жмурки
И в прятки с police играл.

Детство прошло в Сайгоне,
Я жил, никого не любя.
Была моя жизнь в обломе,
Пока я не встретил тебя.
Будь для меня как банка,
Замени мне косяк.
Мне будет с тобою сладко,
Мне будет с тобой ништяк.

Я знаю одно местечко,
Где можно продать травы.
Куплю я тебе колечко,
И с тобой обвенчаемся мы.

Продам я иглу и колеса,
На свадьбу куплю тебе шуз.
Мы скинем по тену с носа,
Чтоб счастлив был наш союз.
Будь для меня как банка,
Замени мне косяк.
Мне будет с тобою сладко,
Мне будет с тобой ништяк.

Пограничный Господь стучится мне в дверь,
Звеня бороды своей льдом.
Он пьет мой портвейн и смеется,
Так сделал бы я;
А потом, словно дьявол с серебряным ртом,
Он диктует строку за строкой,
И когда мне становится страшно писать,
Говорит, что строка моя.

Он похож на меня, как две капли воды,
Нас путают, глядя в лицо.
Разве только на мне есть кольцо,
А он без колец,
И обычно я - ни то и ни се,
Но порой я кажусь святым;
А он выглядит чертом, хотя он Господь,
Но нас ждет один конец.

Так как есть две земли, и у них никогда
Не бывало общих границ,
И узнавший путь
Кому-то обязан молчать.
Так что в лучших книгах всегда нет имен,
А в лучших картинах - лиц,
Чтобы сельские леди и джентльмены
Продолжали свой утренний чай.

Та, кого я считаю своей женой,
Дай ей, Господи, лучших дней,
Для нее он страшнее чумы,
Таков уж наш брак.
Но ее сестра за зеркальным стеклом
С него не спускает глаз,
И я знаю, что если бы я был не здесь,
Дело было б совсем не так.

Ах, я знаю, что было бы, будь он как я,
Но я человек, у меня есть семья,
А он - Господь, он глядит сквозь нее,
И он глядит сквозь меня.

Так как есть две земли, и у них никогда
Не бывало общих границ,
И узнавший путь
Кому-то обязан молчать.
Так что в лучших книгах всегда нет имен,
А в лучших картинах - лиц,
Чтобы сельские леди и джентльмены
Продолжали свой утренний чай.

Трачу свое время,
Трачу свой последний день,
Но что мне делать еще,
Ведь я люблю тебя.

Твой ангел седлает слепых коней
У твоего крыльца,
И ради него ты готова на все,
Но ты не помнишь его лица.
А он так юн и прекрасен собой,
Что это похоже на сон,
И ваши цепи как колокола,
Но сладок их звон.

Трачу свое время,
Трачу свой последний день,
Но что мне делать еще,
Ведь я люблю тебя.

А мальчики в коже ловят свой кайф,
И девочки смотрят им вслед,
И странные птицы над ними кружат,
Названья которым нет.
И я надеюсь, что этот пожар
Выжжет твой дом дотла,
И на прощанье я подставлю лицо
Куску твоего стекла.

Трачу свое время,
Трачу свой последний день,
Но что мне делать еще,
Ведь я люблю тебя.

Мне хотелось бы видеть тебя,
Видеть тебя.
По старинному праву котов при дворе
Мне хотелось бы видеть тебя.

У кого-то есть право забыть про тебя,
У кого-то есть право не пить за тебя.
Но, прости, я не верю в такие права;
Мне хотелось бы видеть тебя.

Я бы мог написать тебе новую роль,
Но для этого мне слишком мил твой король.
И потом - я люблю быть котом;
Но мне хотелось бы видеть тебя.

Я смотрю на гравюры старинных дворцов;
Королева, Вы опустили лицо,
Но я надеюсь, Вы смотрите на короля...
А мне хотелось бы видеть тебя.

Но мне хотелось бы видеть тебя,
Видеть тебя.
По старинному праву котов при дворе
Мне хотелось бы видеть тебя.

Я стоял и смотрел, как ветер рвет
Венки с твоей головы.
А один из нас сделал рыцарский жест -
Пой песню, пой...
Теперь он стал золотом в списках святых,
Он твой новый последний герой.
Говорили, что следующим должен быть я,
Прости меня, это будет кто-то другой.

Незнакомка с Татьяной торгуют собой
В тени твоего креста,
Благодаря за право на труд;
А ты пой песню, пой...
Твой певец исчез в глубине твоих руд,
Резная клетка пуста.
Говорили, что я в претендентах на трон,
Прости меня, там будет кто-то другой.

В небесах из картона летят огни,
Унося наших девушек прочь.
Анубис манит тебя левой рукой,
А ты пой, не умолкай...
Обожженный матрос с берегов Ориона
Принят сыном полка.
Ты считала, что это был я
Той ночью,
Прости меня, но это был кто-то другой.

Но когда семь звезд над твоей головой
Встанут багряным серпом,
И пьяный охотник спустит собак
На просторы твоей пустоты,
Я вспомню всех, кто красивей тебя,
Умнее тебя, лучше тебя,
Но кто из них шел по битым стеклам
Так же грациозно, как ты?

Скоро Юрьев день, и все больше свечей
У заброшенных царских врат.
Но жги их, не жги, они не спасут,
Лучше пой песню, пой.
Вчера пионеры из монастыря
Принесли мне повестку в суд,
И сказали, что я буду в списке судей,
Прости меня, там будет кто-то другой.

От угнанных в рабство я узнал про твой свет.
От синеглазых волков - про все твои чудеса.
В белом кружеве, на зеленой траве
Заблудилась моя душа,
Заблудились мои глаза.
С берегов Ботичелли белым снегом в огонь,
С лебединых кораблей ласточкой в тень.
Скоро Юрьев день,
И мы отправимся вверх,
Вверх по теченью.